Cтраница 5 из 7
Зато уж силища у этих богатырей такая, что горы способна свернуть. И если она, эта сила, соединится с гневом и решимостью отчаяния исстрадавшейся Нищей братии, с вольнолюбивостыо Бурлака, с душевной цельностью иных героев «лесной серии» — такие вот богатыри смогут стать «мстителями суровыми», чья могучая энергия разрядится грозовыми раскатами. Пожалуй, в «богатырской симфонии» Коненкова такая мелодия была ведущей.
Наконец, в ту же серию входят образы крестьян-мстителей, правдоискателей, столь часто встречающиеся в творчестве Коненкова. Напомню, что одна из первых работ скульптора, созданная в 1898 году и изображавшая погруженного в думы крестьянина, так и называлась — «Мыслитель». Несомнено, в своем роде философы и все упоминавшиеся лесные «старички». Но особенно глубоко и сильно эта тема решена в композиции «Дядя Григорий» (1916). Ее прототипом был любимец и друг Коненкова Григорий Александрович Ка-расев, домоправитель особнячка скульптора на Большой Пресне (1914-1923).
По своим композиционным принципам эта сделанная в полный рост фигура близка и «Вещей старушке» и «Нищей братии» — такой же блок «раскрытого» древесного ствола, уже привычный нам длинный гладкий посох в центре, который служит опорой руке и подчеркивает вертикальный ритм композиции. Однако здесь нет никакой сказочности; это портретная статуя в самом строгом смысле слова, ее психологические задачи очевидны.
У «Дяди Григория» простое крестьянское лицо, изможденное и остроскулое. Вместе с тем в нем ясно чувствуется подлинное духовное благородство. Прорезанный тонкими морщинами высокий крутой лоб, усталый взгляд из-под приспущенных век, общее выражение спокойного, сосредоточенного размышления — все это убеждает в душевной чистоте и в незаурядной силе мысли «Дяди Григория». Его недюжинный ум, очевидная способность серьезно, основательно осознать свой богатый и разносторонний житейский опыт внушают уважение. И если не слишком вдумчивому зрителю лесные старички могли показаться всего лишь занятной экзотикой, то уж этот образ любого настроит на серьезный лад, заставит увидеть в изображенном пожилом крестьянине проницательного, глубокого судью жизни, от которого не утаишь правду.
Итак, диапазон работ «лесной серии» Коненкова — от сказочных метафор до жанровых и психологических образов. Древние традиции и острейшее чувство современности тут смыкаются и переплетаются. Скульптор не просто возродил в русском ваянии его древнюю традицию: он сразу же придал ей звучание новых дней. По меткому слову искусствоведа Д. Е. Аркина, «Коненков отправлялся к лесной старине не в поисках забытого «стиля», не путем умозрительного и в конечном счете чисто книжного обращения к «примитиву». Любовь к дереву как к пластическому материалу, зародившемуся на самой ранней заре русской культуры, ожила в художнике начала XX века вместе с исканиями неумирающего народного корня искусства — его эпического начала... эти образы древнего леса были в то же время и вполне современными образами. Ведь народные сказания и вымыслы продолжали жить не только как наследие прошлого, но и как поэтическое творчество настоящего. Древний миф перекликается с никогда не гаснущим мифотворчеством народа» . Вещие слова!
Да, было бы пустомыслием утверждать, что Коненков, вновь введя в русскую скульптуру дерево как пластический материал, прибегнул к стилизации, натолкнулся на удачную формальную находку... Ведь с Коненковым в скульптуру России пришли темы и образы, «живущие» в дереве. Сказки родных лесов и полей, чертушки, лешие, ведьмы, что мерещатся в переплетениях какого-нибудь дремучего бора, а вместе с тем — нищие, слепцы, калики перехожие — страдальцы старой России, воплощения ее мук и скорби; былинные богатыри и крестьяне начала XX века — труженики, правдоискатели, бунтари, словом, совершенно неведомая ранее выставочной и музейной скульптуре сельская, народная Русь с ее прошлым и настоящим, горькой правдой будней и вечной надеждой на лучшее — вот что принес с собой «русский лес» С. Т. Коненкова. И для всех этих образов дерево оказалось естественной стихией, как слова родного языка. В руках мастера оно заговорило с удивительной свободой, красочностью и совершенно особой выразительностью. Изображал ли он лесных человечков или вполне реальных, современных крестьян — дерево было для этого наиболее подходящим, если не единственным материалом. Дерзко нарушающие академические каноны и наставления анатомических атласов нарочито преувеличенные и деформированные руки и ноги, слитные, нерасчлененные объемы, путаные хитросплетения ритмического рисунка — ведь в мраморе или в гипсе все это выглядело бы по меньшей мере дико, а в дереве оказывается вполне допустимым. В этом материале легче воссоздать и неотесанную мужицкую натуру, и таинственность мира сказки, и несхожесть этого мира с обычными наблюдениями и впечатлениями.
Далее, в деревянной скульптуре можно легко, естественно запечатлеть ток жизни человеческого тела (что, разумеется, мыслимо и в мраморе, но в ином пластическом ключе). В большинстве вещей этого коненковского цикла обыгран мотив оживания дерева, бездушная материя которого на глазах становится горячей, одухотворенной человеческой плотью. Что это — пантеизм, утверждение родственного единства всего сущего на земле? В какой-то мере да, но, может быть, гораздо более важной и значительной является здесь другая идея — стремление высвободиться из плена косности; противоборство глухим, темным силам, которые гнетут человека, сдерживают, душат его лучшие порывы, не дают по-настоящему развернуться его творческой энергии. А эта образная идея противоборства — одна из самых основных в произведениях мастера.
Каждый пластический материал обладает особыми, неповторимыми выразительными возможностями. Скульптура из дерева — Коненков своими работами доказал это — может многое сказать зрителю не только объемными формами, общим силуэтным очерком, но и чисто линейным, графическим рисунком барельефных изображений. Когда Коненков режет дерево, он стремится к гармоничному сочетанию двух этих начал. В «Стрибоге», «Нищей братии», «Дяде Григории» и других вещах цикла форма трехмерна (хотя объемы очень часто не доведены до степени строгой, исчерпывающей законченности), она воспринимается лишь при круговом обходе скульптуры. Вместе с тем линейный ритм имеет здесь необычно большое значение, а, например, плоский «фасад» «Старичка-полевичка» кажется лишь прорисованным в материале. Все эти особенности деревянных скульптур Коненкова придают им неповторимую характерность — и образную, и декоративную. Бесконечные попытки многочисленных подражателей как-то варьировать приемы мастера обычно кончались полным крахом — ведь Коненков интуитивно создавал для каждой новой скульптуры свою систему выразительности (которая, конечно, родственно связана с другими работами художника, но вместе с тем всегда единична, оригинальна). Такое свойство не переймешь, как ни усердствуй — это же не набор ремесленных навыков, а целостное художественное мышление и видение. С ним нужно родиться...
|